Атмор Холл - Страница 61

Дождь продолжал бесконечно стучать в окно библиотеки. Найджел и я сидели в свете огня, прислушиваясь к этим звукам. Он протянул руку к книге, но я собралась с духом и задала другой вопрос.

— Знаете ли вы, что кто-то обыскивал мою комнату прошлой ночью, пока я была на крыше? Это уже второй раз. Сперва украли снимок, который я сделала накануне, на этот раз искали негатив. Но я хорошо его спрятала, так что его не нашли. Найджел, вы ничего не слышали? У вас есть какие-нибудь соображения о том, что происходит?

И снова он заколебался, и я почувствовала, что ему неловко.

— Только то, что я слышал от Мэгги, — сказал он, наконец. — Она казалась расстроенной из-за существования этой фотографии, потому что кто-то намекнул ей, что, возможно, на ней она. Хотя какое это может иметь значение, я не понимаю.

— Это, конечно, вздор, — уверила я его. — У меня есть лучшая версия о том, кого я могла тогда сфотографировать. Найджел, старик Даниэль боялся кого-нибудь? Вы имеете представление, почему он пошел навестить Алисию Дейвен за день до смерти?

— Может, вы слишком распыляете свое внимание? — спросил Найджел. — Алисия всегда была достаточно умна, чтобы поддерживать дружеские отношения со всеми в Атморе, и старик Даниэль не был исключением. Не было причины, почему бы ему не пойти и не повидать ее.

— Но это было нечто большее, чем просто визит, — сказала я. — Я действительно думаю, что это было нечто гораздо большее. Я думаю, что она пыталась его как-то использовать. И, конечно, она использовала Марка тоже.

— Вы начинаете во всем видеть какой-то тайный смысл, — сказал мне сухо Найджел.

Я не обратила никакого внимания на его слова. На снимке была не Алисия, подумала я. И также не Мэгги, а Марк. Было это так или нет, но я начинала склоняться к такому ответу на мучивший меня вопрос.

— Мог ли возникнуть достаточно серьезный антагонизм между стариком Даниэлем и тем, кто давным-давно, когда Марк и Джастин были еще мальчиками, вырыл шахматную фигуру? — спросила я.

Найджел был явно удивлен тем направлением, в каком пошли мои мысли.

— Вы имеете в виду Джастина? Конечно же нет, старик никогда не чувствовал к нему неприязни. Он был предан ему и полностью простил его.

— Но кое-кто продолжает думать, что, несмотря на признание Джастина, на самом деле был виноват Марк. Старик Даниэль мог думать так же и за это невзлюбить его.

— Это еще одно нелепое предположение? — спросил Найджел.

Было ясно, что я не дождусь помощи от него, как и от всех других. Мои предположения были попыткой рассмотреть все с разных сторон в надежде, что хоть одна из этих попыток приведет к правильному ответу. Но поскольку на загадку необходимо было найти ответ, становилось все очевиднее, что искать его я должна сама. И пока я не увижу увеличенный снимок с негатива, что я доверила Нелли, мне пока нечего делать. Ожидание раздражало меня. Время текло очень медленно.

Я поблагодарила Найджела и отошла от него, чтобы он мог вернуться к своей книге. Я шла вдоль библиотеки к тому месту, где под портретом Маргарет Атмор стояла стеклянная витрина.

Мэгги Грэхем, я вспомнила, была названа в честь Маргарет, и я остановилась перед портретом, пытаясь найти между ними сходство, хотя сама Мэгги говорила, что его нет. Возможно, было сходство внутреннее. Я подозревала, что Мэгги обладала такой же храбростью и такой же глубокой преданностью Атмору, хотя она и была, как я предполагала, более грубой, чем Маргарет Атмор.

И вот, стоя перед портретом, я вдруг снова вспомнила, как первый раз стояла на этом месте перед портретом этой леди тронутая до слез, и откровенно говорила о том, что чувствовала тогда. Я смотрела на витрину, где хранилось поблекшее, с кровавыми пятнами, платье Маргарет, которое было на ней, когда Джон Эдмонд умер в ее объятиях, а Джастин стоял тогда возле меня. Он поверил в мою любовь к Атмору и поцеловал меня. Самое ужасное, что я верила в это тоже, полностью и романтически. Даже теперь эта история была как бы частью моего наследства, потому что мне рассказывала ее моя бабушка, но она не помогла мне сделать Атмор моим настоящим домом.

Я отвернулась от витрины и машинально пошла к двери, что вела из библиотеки в коридор северного крыла. Эту часть дома я знала гораздо лучше, чем ту, наверху, которую занимала теперь. Первая дверь налево вела в комнату, в которой когда-то мы жили с Джастином. Я не хотела и шагу ступить в эту комнату снова. Меня интересовала следующая дверь. Пока Джастин отсутствует, мне, конечно, могли простить, что я заглянула туда, где когда-то была моя маленькая элегантная гардеробная. Ручка поддалась под нажатием моей руки, и дверь открылась. В комнате было темно. Я дотронулась до выключателя, и два бра возле моего трюмо ярко вспыхнули, осветив полную пустоту.

Ничего не осталось из мебели, что я подбирала с такой любовью. Ни зеркала, ни картины, ни шезлонга, в котором я иногда любила подремать. Ковер был скатан и стоял, прислоненный к стене. Портьеры были сняты, только голые жалюзи оставались, чтобы закрывать свет.

Мое изгнание из Атмора было полным. Почему я ждала чего-то другого, я не знала. Конечно, Джастин освободился от нежелательных воспоминаний, удалив все, что как-то напоминало обо мне, из комнаты по соседству со своей. Я осторожно ступала по голому полу, заметив, что обои, по крайней мере, те же самые. Когда-то их бледно-желтый фон с изящными дикими цветами напоминал солнечный свет ранней весной. Обои остались такими же чистыми, как и тогда, когда Джастин одобрил мой выбор. Я дотронулась до них рукой. Вот здесь, возле этой стены, стояло мое трюмо со складными зеркалами. Но на стене не осталось никакого следа от него. Оно стояло там недостаточно долго, чтобы обои рядом с ним успели выгореть. А вот здесь висела замечательная картина, где был изображен храм Аполлона в Дельфах — и тоже никакого следа от нее. Картина, которую мне купил Джастин, когда мы были в Греции, висела тоже слишком недолго, чтобы оставить след. Комната была пустой, как и все мое существо. Я была оболочкой без жизни внутри.