Последние слова действительно заинтересовали меня.
— А что он пытается сделать?
Она взглянула на меня слегка застенчиво.
— О, это нечто, о чем нам нельзя говорить, миссис Норт. Не то, чтобы мы знали что-то. Честно. Но по тому, как он ездит, испытывая эту свою новую машину, мы чувствуем, что это нечто совершенно из ряда вон выходящее. Даже взглянув на машину, вы поймете, что она необычна. Хотя, конечно, никто из нас не может это по-настоящему понять, не так ли? Миссис Грэхем ужасно беспокоится о нем теперь, а тут еще дополнительное беспокойство… — Она внезапно замолчала, но смысл ее замечания и так был ясен. Дополнительным беспокойством была я.
— Вы не должны утруждать себя, я завтра утром уезжаю, — сказала я резко.
У нее хватило совести покраснеть.
— Пожалуйста, ужинайте. А я, действительно, прошу извинения за то, что не узнала вас этим утром. Хотя, как мы могли знать…
Наконец она ушла, а я положила ложку и уставилась на еду на подносе. Все, что я хотела, это кусочек хлеба с маслом, и хорошо бы к нему чашечку крепкого американского кофе. Но я сидела, положив руки на колени, а вся моя энергия окончательно испарилась. Откуда мне взять силы, чтобы преодолеть долгий путь наверх в противоположное крыло, я не знала. На меня снова накатывалась онемелость, и, возможно, лучше быть застывшей, чем чувствовать, чем осознавать тот факт, что Джастин потерян для меня навсегда и это неизбежно. Его предстоящая женитьба на Алисии была делом решенным, и только Мэгги, подогреваемая Найджелом, который не знал всех обстоятельств, питала слабые надежды в связи с моим появлением здесь. Мэгги была прирожденным оптимистом, она верила, что может избежать неизбежного, даже если все шло самым наихудшим образом. В конце концов, ей не было необходимости оставаться в Атморе и делить его с Алисией, когда Джастин женится на ней. Найджел Бэрроу увезет ее в свой дом, который станет и ее домом. Она это вполне заслужила.
— Мне необходимо встать, — сказала я себе. — Мне необходимо доесть то, что я смогу, и вернуться в свою дальнюю комнату. — Но я сидела без движения, как вдруг что-то холодное и мокрое просунулось под мою руку и улеглось на колене. Длинная лохматая морда лежала у меня под рукой. Круглые карие глаза смотрели на меня вопросительно.
— Дейдри! — вскрикнула я, и собака завиляла хвостом и прижалась ко мне своим лохматым пятнистым телом. Ее длинный хвост, закруглявшийся на конце, неистово бил по ковру, пока она меня обнюхивала, а ее маленькие ушки встали при звуке моего голоса.
— Ты всего лишь голодна, — сказала я. — Ты не помнишь меня.
Я обняла ее за шею и позволила нюхать меня и лизать мои щеки. Все было так же, как тогда, когда я прощалась с ней. Ходят легенды о том, что у ирландских волкодавов есть какое-то внутреннее чувство, а Дейдри, безусловно, была очень чутка, даже щенком. Когда я прощалась с ней, она скулила, выла, а ее хвост печально повис. Но теперь она была веселой. Когда я поощрила ее, она поставила лапы мне на колени и взгромоздилась выше меня в кресле. В конце концов, ее интересовала не только еда. Действительно ли она узнала меня или нет, я не могла понять, но определенно она узнала во мне кого-то из ее дома, и, конечно, она реагировала на мое ответное чувство.
Когда, наконец, мы основательно поприветствовали друг друга, я убедила ее сесть у моих ног и разделила с ней свою ветчину. В конце концов, у меня все же был друг в Атморе. Милая Мэгги знала о моих чувствах и прислала ее ко мне.
Внезапно я почувствовала голод и прилив сил. Я отбросила все грустные мысли о будущем и доела до крошки весь свой ужин. Дейдри при этом с любовью смотрела на меня, а ее хвост время от времени выбивал одобрительную дробь на ковре. Во мне откуда-то появилась храбрость. Все карты были против меня, но моя карта еще не была бита.
Библиотека была пуста, как и прежде. Дейдри и я никого не встретили на лестнице и в верхнем коридоре в северном крыле. Из комнаты Дейсии Кин больше не слышалась музыка, и я не вспоминала о ней, идя по длинному пустынному коридору. За исключением пристенного столика и случайного стула, одной или двух картин на стене, в коридоре больше ничего не было. На всем протяжении его горело только три лампочки. Это зрелище напоминало мне, каким гнетущим мог казаться Атмор зимними темными вечерами.
Нелли постелила мне постель, и я знала, что обещанная бутылка с горячей водой ждала меня. Она оставила окно закрытым, но, тем не менее, в комнате было так же прохладно, как и в коридоре, и я была рада быстрее лечь в кровать.
Дейдри вошла со мной, но как только она оказалась в комнате, ее поведение резко изменилось. Она неуверенно остановилась посреди поношенного голубого ковра, нюхая воздух и оглядываясь, как будто в комнате было что-то неприятное ей.
— Что с тобой? — спросила я. Она странно взглянула на меня и заворчала где-то в глубине своего горла. — Я всегда полагала, что привидения водятся только в Зеленой комнате, — сказала я и положила руку на собачий загривок, чтобы успокоить ее. Она же, принюхиваясь, пересекла комнату и забралась за огромный викторианский платяной шкаф и оттуда слегка завыла, как бы подзывая меня. За шкафом была угловая дверь, о которой я забыла, хотя и знала, куда
она ведет. Я открыла дверь, и передо мной появились крутые каменные ступени винтовой лестницы, которая вела вверх в башню — одна из фантазий миссис Лэнгли при строительстве этого дома. Я взглянула вверх, туда, куда вели крутые ступени, — на сторожевое окно, сквозь которое было видно небо. Не удивительно, что в моей комнате было холодно. В башне стоял сырой, душный, холодный воздух. Дейдри снова принюхалась, и шерсть на ее загривке угрожающе поднялась под моей рукой.