Атмор Холл - Страница 57

— Нет, что самое удивительное. Она перестала прыгать и слоняться по комнате и стала тихой, как будто задумалась о чем-то. Затем она сказала, что думает о вас то же самое. Она не считает, что вы из тех, кто сдается, даже когда это было бы вполне объяснимо. И неважно, что говорит Марк.

Я почувствовала некоторую благодарность к Дейсии. Я должна была понять, что эта история — выдумка Марка. Но Дейсии нельзя полностью доверять, потому что она, прежде всего, заботится о Дейсии, как она сама говорит. Но, все же, в ней, в ее основе, было что-то честное, даже в ее защите своих интересов.

— Ты и Дейсия совершенно правы, Нелли, — сказала я ей. — Я вовсе не пыталась этой ночью прыгнуть с парапета. И не я устроила погром в этой комнате. Ты можешь просто поверить мне, пока я не выясню все и не докажу, что я права?

— Конечно, мисс. А если они там внизу начнут всякие разговоры, я скажу им, что я думаю обо всем этом, будьте уверены.

Я знала, что могу быть уверенной, и с благодарностью смотрела, как она раздвигает портьеры, за которыми виднелось серое дождливое небо. Убрав комнату, она вернулась к моей кровати.

— Почему бы вам не полежать еще, мисс Ева? Вам незачем вставать и нечего делать. Вам не повредит еще несколько часов отдыха. Тем временем я позабочусь о фотографии для вас. Не беспокойтесь.

Дейдри проскользнула в комнату, как только Нелли открыла дверь, и подошла к кровати, чтобы радостно пожелать мне доброго утра. Затем, поняв, что я не собираюсь сейчас вставать, она растянулась перед камином, положив голову на лапы. Глаза ее, не мигая, смотрели на меня. Ее присутствие привносило чувство комфорта, если не безопасности. Старое чувство, что за мной охотятся, и сознание того, что я обречена, были во мне сильнее, чем когда-либо. Зародились они в далеком прошлом, но Атмор превратил их в реальность.

До смерти моей матери ночные кошмары никогда не мучили меня. Даже в последующие три года, пока мне не исполнилось десять лет, у меня их не было. Лина Уайт приходила к нам готовить, убирать дом и заботиться обо мне, и я отчаянно любила ее. У Лины была коричневая кожа, а сердце — достаточно доброе, чтобы простить мне светлый цвет кожи. У нее были предрассудки другого рода. Она ненавидела любые формы нечестности, будь она розовой, зеленой или пурпуровой, как она говорила.

Нам было так хорошо втроем — папе, Лине и мне! И я не могла понять, что отец чувствовал себя одиноким и что такая девушка, как Дженит, может дать ему почти все, чего ему не хватало, и снова сделать его жизнь насыщенной. Лина, как и отец, пыталась внушить мне это, прежде чем ушла. Он всегда верил в то, что с ребенком надо говорить спокойно и пытаться убедить его. Поэтому он спокойно объяснил мне, что любит Дженит, но это не означает, что мы оба перестанем любить мою маму. В жизни бывает всякая любовь. Такая, как у меня к Лине, которая не имеет ничего общего с моей любовью к маме. Дженит была новой и другой любовью, и она сделает нашу жизнь счастливее и богаче. Я не понимала, почему нам надо быть счастливее, когда у нас есть Лина, но я очень любила отца и очень хотела угодить ему. Кроме того, Дженит была хорошеньким молодым созданием, очень опрятным и как бы сияющим, и она всегда ласково улыбалась. Итак, я тоже захотела сделать ей приятное. А так как меня не заставляли думать о ней как о моей маме, то я не возражала против того, чтобы попытаться.

Мне хочется верить, что я пыталась. Возможно, Дженит пыталась тоже, хотя я знала, что весь ее мир в моем отце и что в нем не было места для любви к его ребенку от другой женщины. Ее предрассудки были гораздо шире и не такие благородные, как у Лины, и я думаю, что в ней жила постоянная ревность к моей маме, которую она не смогла преодолеть.

Очень скоро все между нами пошло не так, хотя некоторое время оставалось в глубине, и никто из нас не говорил ни слова об этом отцу. Я сделала свой выбор. Уже много лет я не спала со своим медвежонком Джамби, но я откопала его в сундуке со старыми вещами мамы и стала брать его в постель каждую ночь.

По какой-то причине вид Джамби расстраивал Дженит больше всего, что я делала. Правда, он был слегка поеден молью, у него отсутствовал один глаз-пуговица, так что выглядел он довольно-таки мрачно. Его старый мех вытерся в нескольких местах, и он оскорблял в Дженит ее обостренное чувство опрятности. Она пожаловалась моему отцу на то, что медвежонок полон бактерий и имеет антисанитарный вид. Но даже все слова отца о том, что я уже слишком большая, чтобы спать с медвежонком, не могли заставить меня отказаться от Джамби.

Так все продолжалось в течение нескольких недель после того, как я откопала своего старого товарища. Однажды я пришла из школы и увидела, что Джамби исчез. Он не ждал меня радостно на кровати, не было его и под ней, не было его и среди моих игрушек. Я все обыскала, прежде чем пошла к Дженит. Она терпеливо объяснила мне, что нельзя продолжать спать с такой старой и грязной игрушкой и что его отдали этим утром старьевщику, так что теперь его не вернуть. Невидимый охотник нанес первый удар! Я закатила ужасную сцену. Возможно, все это копилось во мне долгое время и подавлялось, но ужасная судьба Джамби как бы приоткрыла клапан. Я брыкалась, царапалась и орала, пока Дженит, наконец, не втащила меня в мою комнату и не закрыла на замок. В своей спальне я швыряла и разбивала все, что попадало под руку. Это успокаивало мой гнев, но не мою боль. Когда пришел отец, я сотрясалась в конвульсиях от рыданий и была совершенно не способна ни о чем говорить, и выслушивать разумные увещевания.