Атмор Холл - Страница 2

Дейдри была моя. Единственное, что было по-настоящему и полностью мое, это она. Даже теперь, когда я вспоминала о ней, меня охватывала печаль. Мысль о Джастине оставляла сухими мои глаза, но по Дейдри я плакала. Где она теперь, хотела бы я знать. Узнала бы она меня, если бы мы встретились? Возможно, нет, так как у годовалой собаки, наверное, короткая память.

— Ты чувствуешь все слишком чрезмерно, и в то же время не доверяешь своим чувствам, — часто говорила мне Мэгги. — Одно дело радоваться, но совсем другое — страдать.

В течение последних двух лет я пыталась не страдать в прежнем смысле слова, то есть не испытывать жалости к самой себе. Но я не испытывала также и радости.

Засов подняли и открыли ворота. Наша группа ручейком потекла в них. Я позволила потоку нести меня с собой. Мы шли пешком, пересекли подъездную аллею и направились по тропинке, которая шла по ступенькам, прорубленным в зеленых террасах лужайки. Эту невероятно зеленую бархатную лужайку я помнила так хорошо! Утром шел дождик, но теперь только легкие пушинки белых облачков плыли по бледно-голубому небу. При солнце Атмор производил самое сильное впечатление. Я заставила себя взглянуть на дом, когда мы подходили к нему. Я даже пыталась восстановить те чувства, что я испытала, увидев его, когда мне было девятнадцать лет, и я глядела на него через открытые ворота, появившись непрошенной и без доклада. Моя бабушка, когда была ребенком, жила в соседней деревне, до того как выросла и вышла замуж за американца. Она рассказывала мне прекрасные легенды об этом доме и о тех, кто жил в нем. Итак, я приблизилась к нему, готовая к чуду, и теперь желала бы снова испытать прежние чувства. Но все эмоции молодости, казалось, навсегда погасли во мне.

Освещенные солнцем камни появились перед нами, расположенные такой знакомой буквой Н, и я остановилась, как и все туристы, чтобы сфотографировать дом. Как ни странно, но у меня не было ни одной его фотографии. На этот раз я хотела иметь какое-нибудь графическое изображение дома, чтобы потом, когда я буду далеко от него, вспоминать некоторые детали в его облике. Однако, даже когда я нажала кнопку фотоаппарата, я иронически улыбнулась своим действиям. Это был один из моих противоречивых поступков. Я хотела забыть Атмор — и вот я приехала сюда с фотоаппаратом, чтобы увезти с собой воспоминания о нем, когда покину его в последний раз.

Я изгнала все противоречивые мысли из своей головы и полностью перенесла внимание на дом. Все камни для него были добыты из заброшенного ныне карьера на земле Атморов. В трехэтажных корпусах по обеим сторонам располагались основные комнаты, в то время как в перекладине буквы Н находился вход и все огромные залы и галереи, которые пугали, а иногда подавляли меня. Атмор не был одним из огромных «высокомерных» английских домов. Действительно, он производил впечатление уютной компактности и опрятности, которые я предпочитала тем впечатлениям, которые производили на меня сооружения, подобные замкам, где ваши шаги повсюду отдаются гулким эхом. И все же это был самый большой из домов, где ступала моя нога, и в камнях, которые простояли почти двести лет, было какое-то притягательное высокомерие. Самый первый Атмор Холл был построен во времена Елизаветы неким Джоном Эдмондом Атмором, и он сгорал дотла дважды, так что настоящий Атмор считался нестарым, так как был построен в первом десятилетии девятнадцатого века. И все же, почти двести лет существования могут придать всему ощущение некой самоуверенности.

Мне же было теперь двадцать два года, и мои ощущения были неопределенны. «Поверь в себя», — нетерпеливо говорил мне Джастин, но я не могла найти в себе ничего, что могло бы поддержать эту веру. Мой отец был хорошо известным иллюстратором, а мать полностью посвятила себя ему. Она так же была предана и мне, и я была окружена любовью первые семь лет моей жизни. После смерти мамы отец был со мной чуть более трех лет прежде, чем я потеряла его для себя из-за женщины, которая стала моей мачехой. Именно тогда во мне начало развиваться чувство одиночества и неуверенности в себе, неверия в свои силы, когда все идет не так. Моя бабушка была слишком больна, чтобы взять меня к себе, хотя ее любовь и интерес ко мне никогда не угасали. В результате меня отсылали в различные школы, где я могла расти, не причиняя никаких неудобств, как я всегда делала, когда бывала дома. Как бы то ни было, я не испытывала неудобств от своей неуверенности в себе, пока Джастин так неожиданно не влюбился в меня, и я не решила, что все изменилось.

Но все опять пошло не так. Теперь я знала, что у меня не было ничего реального, чтобы предложить ему. То, что он видел во мне, на самом деле не существовало. Возможно также, что того, что, как я полагала, есть в нем, тоже никогда не существовало. И теперь я была снова в Атморе, чтобы окончательно убедиться в этом.

Наша группа поднималась по тропинке среди широких лужаек, простирающихся по обеим сторонам подъездных аллей до дремлющих берез и дубов, которые, казалось, были написаны Тернером. Терраса был как раз над нами, каменная балюстрада бежала по обеим сторонам от центра, где широкие ступени вели наверх. Когда мы поднялись на террасу, большой рыжий сеттер пересек ее, безразлично взглянув на нас своими большими печальными глазами.

Мое сердце отчаянно забилось, а во рту пересохло. Откуда мне было знать, кто может в этот момент выглянуть из больших окон боковых корпусов! Вон те комнаты на третьем этаже в левом крыле были Джастина — и мои. Но, определенно, Джастин должен быть в Лондоне, поглощенный своей работой, против которой я всегда восставала. Автомобили! Разработка и совершенствование автомобилей для такого человека, как Джастин! Я могла бы себе представить его дипломатом, членом Парламента или даже писателем. У него хватило бы интеллекта для всех этих занятий. Но он сконцентрировал весь свой ум на изгибе буфера — бампера, как его называют англичане, на рычании мотора; я помню его за рулем автомобиля, мчащегося на жуткой скорости по парку Атмора. Это пугало меня, и не один раз, потому что в нем уживались странные противоречия — он не любил водить машину. Когда он ездил таким образом, это означало, что ему необходимо снять напряжение, и я дрожала от страха.